liberty

Памятник Михаилу Паникахе

— Знаешь, Иван Яковлевич, в начале октября сорок второго немцы двигались, казалось, неодолимой силой. Изрядно охмелевшие, не жалея глоток, орали: «Вольга-Вольга… Myтер Вольга… Вольга руссишен река…». Говорят, сам Гитлер хвастливо заявил: «Дон возьмем бомбежкой, а в Сталинград войдем с гармошкой».

Служил я тогда командиром отделения в роте автоматчиков. На подступах к городу, а затем и в нем самом, на улицах и площадях разыгрывались жесточайшие бои. Днем и ночью нам приходилось отражать яростные атаки врага.
В своих мемуарах «От Сталинграда до Берлина» дважды Герой Советского Союза бывший командующий легендарной 62-й гвардейской Сталинградской ордена Ленина Краснознаменной армий Василий Иванович Чуйков, которому, к слову сказать, гитлеровцы дали прозвище «генерал Упорство», пишет: «Бывали дни, когда на участке фронта шириной в четыре километра противник бросал в бой до четырехсот танков, свыше пятисот самолетов и около семидесяти тысяч пехоты. Над городом стояло громадное, в полнеба зарево — горел красавец Сталинград. От артиллерийско-минометного огня и бомбардировок с воздуха ходуном ходила под ногами израненная земля, в поднебесье поднимались громадные тучи пыли, огромные, вихрящие клубы густого смолянистого дыма, гари и копоти, из-за которых не было видно солнца. Казалось, что день померк и угасает, превращается в ночь…».
И еще хочу рассказать о подвиге, совершенном отважным моряком-пехотинцем Михаилом Аверьяновичем Паникахой, прибывшим под Сталинград громить врага с Краснознаменного Тихоокеанского флота. Дело было так.

…Над землей еще стелился смрадный чад и дым. Отбомбившись, вражеские самолеты улетели на аэродромы, наши окопы ожили. В одном из них поднялись, отряхиваясь от земли, Михаил Паникаха и Петр Савельев.

— Ну что, Петро? Живы? — улыбнувшись, сказал Паникаха.

— Живы будем — не помрем! — ответил его закадычный друг.

В соседних окопах тоже зашевелились бойцы. Приводят себя в порядок, посмеиваются, подтрунивают друг над другом. Подъехала кухня.

— Проклятый фриц хоть бы дал спокойно позавтракать!

Паникаха говорит:

— Не только позавтракать, но еще и огонька даст прикурить.

Все смеются. Миша спрашивает:

— Слушай, Петро, как ты думаешь, какой будет жизнь после войны?

— Жизнь будет прекрасной. Во всяком случае, в тыщ-щ-щу раз лучше, чем тут под Сталинградом.

Слово о будущей жизни обронено, и разговор посерьезнел:

— Чем же эту гадину остановить, утихомирить? — кивает головой Миша в сторону немцев.

— Да все тем же, гранатами и бутылками с зажигательной гремучей смесью, — отвечает Савельев. — А еще нашей ненавистью. А иначе чем? Фашист нас танками да самолетами донимает, а мы его гранатами да бутылками с воспламеняющейся жидкостью встречаем. Другого оружия у нас против него нет…

Горькая правда в словах Петра.

Бойцы еще не успели помыть котелки, как раздался сигнал: «Воздушная тревога!». Заухали взрывы, ударили наши зенитки. К счастью, в небе появились наши краснозвездные «ястребки» и моментально отогнали вражеские «юнкерсы». Бойцы снова за свое: как будут жить после войны?

— Вот когда прогоним проклятых гитлеровцев, — мечтательно произнес Паникаха, — приезжайте, хлопцы, к нам на Днепропетровщину! Всем у нас найдется не только работа, но и невесты, красавицы-хохлушки… Ух, какие у нас жгучие девчата, щеки с ямочками, кровь с молоком. Какие свадьбы закатим, устроим пир на весь мир!

Подошел старшина, помкомвзвода истребителей танков Микульских, напомнил, что враг еще силен…

С рассветом 28 сентября сорок второго фашисты начали обстреливать из тяжелых орудий наши позиции, обороняющие жилой поселок завода «Красный октябрь».

Едва смолкли разрывы, как послышался гул моторов и лязг гусениц.

— Взво-о-о-д, по врагу! Огонь! — скомандовал старшина Микульских и первым выстрелил из «пэтээрки». Но ведущий танк продолжал наползать. Правда, три машины уже горели. Но остальные вот-вот могут оказаться на позиции, занимаемой взводом, а вслед за ними шла вражеская пехота. И тогда из окопа выскочил Михаил Паникаха и, преодолев несколько опасных метров, достиг «мертвой зоны». Мгновение. Встав во весь рост, он поднял над головой зажигательную бутылку. В тот момент вражеская пуля разбила ее. С головы до ног его охватило пламя. И тогда, точно живой факел, он бросился на броню танка, разбил о решетку моторного отсека вторую бутылку. Машину сразу охватило пламя огня. Раздался сильный взрыв, и танк был уничтожен. Но всего этого отважный истребитель танков уже не видел… В тот же день весть о беспримерном подвиге Михаила Аверьяновича Паникахи облетела весь Сталинградский фронт, а затем о нем узнали воины Донского и Юго-Западного фронтов.

О таких мужественных и самоотверженных защитниках города на Волге, как Михаил Паникаха, дважды Герой Советского Союза маршал Василий Иванович Чуйков сказал: «Я, как бывший командующий 62-й армией, со всей ответственностью заявляю, что Сталинград мог бы быть взят противником лишь при условии, если бы все до единого солдата погибли. Ни один из защитников Сталинграда не перешел бы с правого берега Волги на левый. Мы дали клятву: «Ни шагу назад! Стоять насмерть!.. За Волгой земли для нас нет! От этой клятвы нас могла освободить только смерть».

Вот и весь сказ о легендарном Сталинградском Данко — Михаиле Паникахе, поведанный мне Павлом Васильевичем Корабейниковым.

Для читателей сообщаю, что маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков, по его личной просьбе, погребен на Мамаевом кургане, на котором в течение двухсотдневной битвы за Сталинград находился его командный и наблюдательный пункт, ежедневно осыпаемый сотнями вражеских снарядов и мин. Но командарм 62-й легендарной армии не ушел с высоты…